Вопрос технического развития России
донельзя запутан словоблудием, демагогией,
софистикой и откровенной ложью.
Поэтому даже лишь одну из сторон этой
проблемы не получается обрисовать вкратце,
как хотелось бы. Ну, уж что получилось…

А.Басов

Будет ли будущее?

Вряд ли кто возьмется оспаривать тот факт, что новации – изобретения, ноу-хау и инновации – инвестиции в новации играют важную роль в развитии цивилизации. Однако бессмысленны новации и инновации, которые пытаются существовать сами по себе. Сами-то по себе они смогут какое-то время существовать, но тогда какое отношение они будут иметь к развитию цивилизации? Чтобы новация принесла что-то цивилизации нужно иметь промышленность доведения новации до цивилизации.

Однако руководство России, пожалуй, имеет на этот счет свое особое мнение. Венчурная шумиха последних лет может кого угодно ввести в заблуждение или искушение. Однако любой мало-мальски сведущий человек прекрасно понимает странность Государственной инновационной политики (ГИП). Какое может быть развитие, если за прошедшие двадцать лет планомерно и почти начисто была уничтожена вся цепь потребительской промышленности. Поддержка немногих, каким-то чудом сохранившихся предприятий никакого зримого эффекта не приносит. Разве что только деньги на стимуляцию бесследно уплывают в какую-то бездну. Может быть, ГИП предполагает за время научной разработки нано продуктов, построить потребительскую промышленность с нуля?

Совсем не похоже. И времени, средств явно не хватит, и перечень критических технологий для России, которые запланировано финансировать в рамках венчурных телодвижений ГИП, не содержит ни вновь образуемого потребительского производства, ни даже сельского хозяйства. Есть туманное упоминание рационального землепользования, но его же нельзя воспринимать как возрождение сельского хозяйства в общем. Иными словами, например, пресловутое Сколково совместно с нано технологиями в перспективе похоже имеют возможность генерировать новации, но которые для России будут существовать лишь сами по себе и уходить за всевозможные бугры в разные страны, имеющие промышленность для реализации новаций в виде товаров. А население будет продолжать платить двойную и тройную цену за импорт. Может быть, вся эта нано шумиха потребительского результата и не предполагает? Тогда ради чего она затеяна?

Конечно же, нельзя отрицать, что творческий, научный потенциал в России еще есть и так или иначе ему, наверное, что-то перепадет от ГИП. Можно даже предположить, что родятся очень эффективные и экономически выгодные разработки. Но скептик, живущий в России, сразу же предположит и другое. Что относительно вложенных в конкретные разработки средств эти разработки, может быть, и покажутся выгодными. Однако есть и другая сторона. Уровень коррупции, хищений в России настолько велик, что общие убытки при реализации ГИП не скомпенсируют никакие отдельные удачные разработки. Шумиха вокруг ГИП очень напоминает кампанию вокруг Большого скачка в Китае при Мао-цзе-дуне, окончившегося полным крахом. Все такие же амбициозные и не последовательные застрельщики, все такие же бездумные средства и методы, все такая же убогая однобокость.

Мало того, можно только приветствовать поддержку наукоемких технологий, но они никогда не являлись решающими для потребительского рынка как именно конечные продукты. Они обычно были лишь элементными. Да и то не всегда, вообще, были строго научными. Вспомните, с какой академической наукоемкостью возникла первая электронная лампа или автомобиль. А первый полупроводник? С нулевой. Да что там, и первый персональный компьютер появился в домашнем гараже, а не в научной организации. А статистика изобретений? Только одно из десяти изобретений делается специалистами по службе. Остальные стихийными изобретателями. Причем прирост эффекта от профессиональных изобретений исчисляется десятыми долями и единицами процентов. А от стихийных изобретений десятками, сотнями и тысячами процентов. Даже большинство значимых открытий в философии, экономике сделаны не профессионалами.

Кроме того, подавляющее большинство потребительских предприятий начиналось с усилий энтузиастов, имеющих собственную продуктивную идею. Вовсе не с целевых государственных программ развития. Правда здесь следует заметить, что ситуация с инициативами в России, прямо скажем, печальная. И не только потому, что подавляющая масса затей-инициатив продуктивны только в воображении самих инициаторов. А еще и потому, что многие инициативы не предполагают разборчивости в средствах. А также многие завуалированно или откровенно с криминальным душком. Попытки "втюхивания" порочных проектов инвесторам имеет чуть ли не масштабы промысла. Одни "инициаторы" пытаются испариться с полученными от инвесторов суммами. Другие проталкивают проекты как "обуть" клиента лопоухого. Третьи промышляют исключительно спекуляциями. Однако в данной статье не о них речь, а о противоположной стороне, так сказать, медали...

Так где же, среди кого наше техническое, товарное спасение, если наука при отсутствии промышленности может играть лишь роль ширмы для каких-то закулисных манипуляций финансами? Может быть, ГИП предусматривает массовую поддержку индивидуальных инициатив? А эти инициативы вырастут в потребительскую промышленность самостоятельно. Но ГИП ведь не упоминает потребительское производство как критическое для страны, приоритетное и, соответственно ничего тут поддерживать не собирается. Правда есть в ГИП одна странная лазейка для индивидуалов через Российскую венчурную компанию (РВК). Но, сами понимаете, что на лазейках промышленность не построишь. Да и полезут туда в первую очередь не за тем, чтобы что-то полезное и осязаемое сделать. И по некоторым признакам уже активно полезли.

Схема, например, может быть такая... Венчурные партнеры РВК, получающие средства из бюджета РВК, ищут проекты на суммы не менее 3-5 миллионов долларов, а с меньшей суммой к ним не сунешься - они просто не принимают такие проекты. По их мнению только один из десяти проектов приносит прибыль, а остальные убыточные. Поэтому со всех поголовно берут откаты - от 30 до 50% от суммы выданных ссуд. Ссуды выдаются практически безвозмездно и поэтому их возврат никто не контролирует.Таким образом откат является прибылью лиц, выдавших ссуду, а оставшаяся сумма - принадлежит получателю, который спокойно списывает её на затраты.

Никто ревизией венчурных выдач не занимается. Так что финансируемые "иновационные проекты" больше пахнут откровенной липой, чем инновациями. Ибо для того, чтобы инициатор ( или подставное лицо с вообще подложным проектом) получил необходимую для проекта сумму, а венчурный партнер получил свой откат, то в бизнес-плане стоимость проекта нужно соответствующим образом раздуть. Бесполезно говорить с такими инвесторами на тему о том, что рациональность использования инвестиций важнее их размера и проект с малыми затратами может быть намного продуктивнее высоко затратного. Интересы инвесторов не те...

Типичные похождения

Ладно, Бог с ним, с государством. Всегда выкарабкивались как-то сами вопреки ему. Хоть просто не мешало бы - не плодило, не привечало чиновничьего и предпринимательского жулья, способного свести к нулю любую здоровую инициативу. Давайте посмотрим возможно ли в России совершить хоть какой-то позитивный, технический сдвиг в потребительском производстве силами частной, творческой инициативы. Он насущно необходим, ибо именно потребительское производство с его безудержным применением новаций и есть генератор миллионов и миллионов рабочих мест, и источник полновесных, еще не побитых инфляцией денег.

Да, действительно, частные технические инициативы в России могут иногда реализоваться лишь с посредством специфического частного капитала. Капитал – это объединения венчурных инвесторов или отдельные лица, именуемые бизнес-ангелами. Однако ни для кого не секрет, что в России происхождение любых капиталов либо чисто спекулятивное, либо откровенно криминальное. Можно ли ожидать, что владелец капитала, полученного спекуляциями или вымогательством, при смене области приложения капитала изменит и свои принципы умножения капитала?

Ладно, давайте взглянем, что с наибольшей вероятностью может ждать толкового изобретателя, если он по простоте душевной обратится за партнерским содействием именно туда, куда ему, здраво рассуждая, и следует в первую очередь обратиться – в подходящее действующее производство.

Вот что пишет в своей статье "Похождения патентообладателя" Александр Чубенко - главный редактор интернет-журнала "Коммерческая биотехнология".

"…Предлагая кому-нибудь производить свое изобретение, автор рискует: его могут элементарно кинуть или обокрасть. Особенно в моем случае, когда нет никакого ноу-хау…

…Некоторые переговоры заканчивались быстрым отказом (иногда – на уровне секретарши, но даже по разговору с ней обычно ясно, с кем имеешь дело). Иногда мы проводили день-другой-пятый в переговорах с директором, главным инженером, главным маркетологом – и расставались в слезах. И то, и другое намного лучше, чем примерно десяток случаев, когда мне пудрили мозги по пол-, а то и по два года, вплоть до готового опытного образца – после чего все срывалось…

…Многие фирмы в лице их руководителей и сотрудников искренне хотели бы производить тренажер – может быть, он действительно хороший? Но отказались все, в т.ч. примерно полсотни тех фирм, которые рассматривали этот вопрос всерьез. Причины отказов:
– сделай так, чтобы я тебя не видел (90%);
– нет денег, а кредит придется отдавать;
– мы рассматриваем проекты с вложением не меньше миллиарда у.е.;
– у проекта недостаточно высокая рентабельность, в т.ч., как вариант –
– тренажер слишком дешевый, а наш маркетолог считает, что оптимальная цена должна быть порядка средней пенсии;
– у нас собственных проектов девать некуда;
– мы работаем только по госзаказу – обычно в сочетании с:
– корпус мы можем сделать только чугунный, а вместо микросхемы поставим реле и дверной звонок.
И т.д. до бесконечности…

…Насколько наши производители понимают, что такое интеллектуальная собственность, видно из слов одного владельца газет, пароходов и пары подходящих заводов: "Типа я конкретно не врубаюсь. Я вашу фиговину буду производить – и вам же за это бабки отстегивать?"…"

Пройдя через такое или подобное, непременно придешь к мысли, что желаемых помощников и единомышленников в действующем производстве не будет и все от юридических и административных вопросов до проектирования и выпуска продукции придется делать самому. С осознанием такой мысли и готовностью делать все самому неизбежно приходишь и к выводу, что, как ни крути, а партнера придется искать среди рисковых финансистов.

Первым делом

Начинается поиск информации, что там и как. И поскольку рынок венчурных инвестиций в России в зачаточном состоянии, то хочется знать как там с этим делом в остальном мире. Оказывается, что даже очень благообразно и привлекательно. И даже не только за морем, а и совсем рядом. Хотя бы в Польше и Финляндии. И процент в бизнесе за деньги требуют приемлемый, редко превышающий 25%. А то и, вообще, профинансируют за счет программ развития без притязания на часть бизнеса. И любое содействие окажут. И еще спасибо скажут. И вот с такими обнадеживающими сведениями инициатор пытается окунуться в российские реалии.

Первым делом, конечно же, бизнес-план. Раньше его называли технико-экономическим обоснованием (ТЭО). Так и я буду его называть для краткости. Квалифицированное ТЭО – это последовательный и сбалансированный план построения предприятия с нуля. Нужный в первую очередь самому инициатору и его команде как рабочий чертеж технологу для изготовления качественного изделия. Инвестору этот, условно говоря, чертеж, объясняет, откуда и как образуются в проекте изделия, затем превращающиеся в деньги, и каким образом деньги циркулируют.

Дело в том, что финансово-экономический расчет по проекту может быть сделан лишь статистически-вероятностным путем. В отличие от действующего предприятия, где расчет на фактических цифрах. Неизбежная вероятностность финансовых расчетов в ТЭО позволяет манипулировать, лукавить с цифрами. А вот технико-организационное содержание проекта довольно строгая вещь. При внимательном рассмотрении оно очень просто покажет, достижимы ли расчетные финансовые показатели в данной технико-организационной системе. Достоверное ТЭО вещь дорогостоящая и работа над ним кропотливая.

Если вы счастливый человек, то рано или поздно вы все же получите через Интернет ответ на ваши запросы к инвесторам. И вот первый сюрприз. Требования к содержанию, форме ТЭО (бизнес-плану) у разных венчурных инвесторов могут быть разные (хотя деньги у всех них одни и те же). В том числе и такие, которые входят в противоречие с пригодностью ТЭО к пользованию им в натуре как организационным документом. Перекраивать первоначальное ТЭО под запросы разных инвесторов? Сделать несколько ТЭО с разными вариантами содержания? В какие суммы это обойдется, и на всех ли угодишь? А не станет ли целая кипа ТЭО по стоимости близкой к требуемой сумме инвестиций? Неистощима фантазия экспертов и советников, составляющих требования к документам инициаторов. Наверно, чем заковыристее выглядят требования, тем солиднее выглядит сам составитель в глазах их заказчика.

Российские венчурные инвесторы напрочь не желают вникать в технико-организационную суть проектов, чтобы обезопаситься от провалов. Они чтут лишь бухгалтерию, а вероятностная бухгалтерия может быть очень лукавой. И никакие эксперты тут не спасут от ошибки. Если для отбора проектов избрана система критериев мало соответствующая характеру проектов, то нечего и удивляться их частому провалу.

Например, один инвестор потребовал, чтобы ТЭО промышленного предприятия с совершенно определенной и жесткой технической и организационной иерархией  перехода из малого в большее было бы адаптировано к его интересам рассмотрения финансовых потоков от больших к меньшим. Когда попытались это сделать, то оказалось, что в результате из вполне приличного ТЭО получилась организационная фикция. Непонятно откуда и за счет чего возникают деньги, и для какой надобности требуются инвестиции. Типичный пример, когда инвестор, имевший ранее дело в лучшем случае лишь со спекулятивными затеями, попытался перенести свои привычные критерии оценок на промышленное предприятие.

Ситуация, конечно, крайняя по своей абсурдности, но в той или иной степени тенденция пренебрежения инвесторов к технико-организационной сути проектов стабильна. Что подталкивает соискателей инвестиций на подтасовки финансовых показателей, а самих инвесторов вовлекает в финансирование сомнительных затей.

А ведь технико-организационная суть проекта - это единственный источник достоверных сведений из первых рук. Финансово-экономическая часть проекта строится на том, что есть, а есть, так сказать, изобилие дефицита даже самой элементарной рыночной информации. Российская промышленно-экономическая статистика ложна наполовину, если не более. Что же касается статистики потребностей, которая играет роль краеугольного камня планирования, например, в тех же США или Германии, то о ней в России не приходится и мечтать.

И вот при отсутствии данных, имеющихся на Западе, требуется описать финансово-экономическую часть проекта по структуре и содержанию взятую с того же Запада. Как это? Данных нет в природе, а в проекте они должны быть и что же тогда оказывается на их месте? Верно, - частичная или полная липа. А эта вынужденная липа подчас провоцирует многих авторов проектов добавить и от себя данные, показатели, имеющие мало общего с действительными параметрами проектов.

Секреты смысла и логики

Оставим несколько в стороне традиционный антураж и стереотипы процедуры венчурного инвестирования. Они, конечно же, имеют место быть и в значительной части имеют и смысл. Более интересны некоторые довольно странные российские стереотипы ведения переговоров между инвестором и инициатором о распределении прав собственности на объект переговоров и оценке вкладов в этот объект. Если инициатор заблаговременно постарается распространить свой кругозор за пределы той информации, которую навязывает российская идеология венчурного инвестирования, то начинают всплывать весьма интересные, умалчиваемые вещи. Например, следующие.

1. Проект производственный. Не исключено, что и по производству некоторых услуг из группы материальных. Инвестор принимает проект как вклад инициатора, требует в обязательном порядке обоснования затрат и обычно претендует на долю от 50% до 75-90% в будущем предприятии, приводя как обоснование притязаний, аргументы, речь о которых пойдет несколько далее. Допустим, но почему такой порядок и разброс цифр? Разброс обычно говорит либо об их произвольности, либо о том, что цифры взяты из какой-то не производственной системы оценок. Обоснованность более точна, но возможна ли?

Дело в том, что инициатор не может привести в конкретных суммах и процентах свой вклад в общее дело. Его вклад - дело сугубо практическое, преимущественно осязаемое и просчитываемое по факту результата приложения. В стадии планов и переговоров не может быть никаких расчетов по факту. Действительный, конечный вклад инициатора определится лишь через несколько лет, когда будут достигнуты запланированные результаты. Или не будут достигнуты. А права собственности ведь распределяются на переговорах, а не через несколько лет и их пересмотра не будет.

Неопределенность и недоказанность эффективности вклада инициатора на стадии переговоров позволяет инвестору завышать значение эффективности собственного вклада. Инициатор чувствует, что здесь что-то не так, но что именно понять не может. А дело, в общем-то, в простом. Деньги вещь хоть теоретически и условная, но в натуре все же достаточно конкретная, определенная и их потребный размер известен по расчетам. Производство - вещь еще более конкретная и при этом безусловная. Поэтому взаимоотношения деньги - производство давным-давно исследованы и просчитаны.

Стало быть, если нет возможности определить потенциал вклада инициатора в производственный проект, то всегда есть возможность определить потенциал вклада инвестора в производственный проект. Дальше арифметика для первого класса. Из всей эффективности проекта, которая принимается за 100% вычесть эффективность вклада инвестора. В остатке потенциальный вклад инициатора. Почему так не делается вопрос, не требующий объяснений.

Еще в 20-х годах ХХ века экономисты Дуглас и Солоу вычислили эффективность финансов в производстве через его главный показатель – производительность. Выяснилось, что 1% добавления труда расширяет выпуск продукции в три раза больше, чем 1% добавления денег. То есть эффективность денег в промышленности тогда была всего 25%, а не сколько подскажет фантазия или корысть. А ведь вклад инициатора и тех, кто будет с ним реализовывать проект как раз и есть труд.

Эта закономерность получила в экономической науке название "Агрегатная функция производства". К 90-ым годам по той причине, что производительность оборудования растет быстрее его стоимости, эффективность денег в производстве постепенно снизилась до 20% и продолжает падать. С учетом этого эффективность в проекте чего угодно не денежного (интеллектуальный и физический труд, идеи, знания, опыт, таланты и навыки и т.д., и т.п.), но необходимого составляет не менее 80%. Изменение объема финансов не меняет пропорциональности распределения. Что, собственно, осознают и признают венчурные инвесторы Запада, предъявляя свои умеренные партнерские притязания на долю в 10-15% в промышленном проекте.

2. Риски. Не убиенный козырь инвестиционной идеологии. Причем множественное число здесь можно относить лишь к элементному составу одного-единственного риска – риска не возврата вложений. В спекулятивных проектах элементов риска больше, чем в промышленных разработках. Материально-трудовой ресурс не подвержен инфляции, исчезновению в результате банкротства. Однако в переговорах сторон инвестор не прибегает к указанию конкретно где, в чем, в каких формах и масштабах обнаружен в проекте риск не возврата его вложений. Поэтому невозможно убедиться, что абстрактно обозначенный риск существует в действительности.

Нет, инвестор предпочитает беглое перечисление всего элементного состава риска не возврата вложений, которые только можно пристегнуть к рассматриваемому проекту. Более того, сюда могут быть пристегнуты и элементы, которые как риски конкретного проекта, вообще, рассматривать нельзя. Например, риск провала проекта из-за действий государственных органов. Такой риск может относится к любому предприятию в стране без исключения и является не риском проекта, а риском инвестирования в стране вообще.

Риск не возврата вложений по причине 1. То же по причине 2. То же по причине 3 и т.д. Психологический прием. Рисков не возврата возникает вроде бы множество, и они как бы суммируются, создавая иллюзию угрозы большого объема. На самом деле риск всегда один – не возврат вложений, но объем его в разных случаях разный, зависящий от элементного состава. В промышленном проекте стоящий внимания риск потери вложений обычно существует лишь в одном элементе – осуществимой по законам природы экономической продуктивности самой идеи. А спекулятивных рисков нет совсем. Поэтому и важно особое внимание концентрировать на оценке существа идеи и средствах ее технического осуществления. Никуда не денешься от факта, что нелепых, скороспелых, бесприбыльных, убыточных идей в сотни раз больше, чем ценных.

Риск потери вложений относится к рискам проекта. Да, это так и вполне обоснованно. Однако тут существует пока что никем не объясненная логическая загадка. Предполагается, что за риск инвестору непременно должна следовать компенсация в виде увеличения доли собственности в проекте. То есть уменьшение доли инициатора. Инвестор идет на риски добровольно, без принуждения. Почему при этой добровольности расплачивающимся за риск инвестора предполагается инициатор проекта, а не сам инвестор за свои ошибки отбора и оценки проектов?

3. Часто заводится речь о ценности денег для проекта как созидающего что-то фактора. Причем созидаемые деньгами объекты как-то туманны, неопределенны и не аргументированы. Понятно, что если речь о созидающем факторе, то этот фактор дает основания претендовать на что-то. В контексте переговоров этим "что-то" является распределение прав собственности.

Деньги - это эквивалент прошлого труда, который состоялся и завершен. Прошлый труд не может создавать никаких новых ценностей - его уже нет. Для создания чего либо требуется текущий, живой труд. В деньгах его нет и не может быть. В чем же тогда эффект инвестиционных денег? На них можно приобрести все нужное для обеспечения нового труда. А это нужное с финансовой точки зрения ценно лишь настолько, сколько за него заплачено.

То есть в деньгах заключена не промышленная ценность, а рыночная, меновая ликвидность.  Никакого осязаемого эффекта ликвидность не создает в силу ограниченности свойства. Хотя и ликвидность можно представлять как специфическую форму хозяйственной эффективности, позволяющей не что-то создавать, а просто экономить время. Не следует ее путать с технологической эффективностью, на которой зиждется промышленное предприятие. Если же деньги и далее инструменты создают ценность лишь совокупно с человеком, то возникает только пропорциональность вложений и ничего более.

4. Проект обычно состоит из следующих этапов:
- идея;
- просчет идеи;
- финансирование;
- реализация.
На стадии переговоров об инвестировании вклады сторон оцениваются как мизер инициатора (идея и просчет) и существенный инвестора (деньги).  Возникает вопрос: "А куда испаряется из оценки реализация проекта?" Если исключить мизер вклада инициатора (допустим, 10%) и научно обоснованные 20% вклада инвестора по п. 1, то почему в оценке вкладов не присутствуют 70% необходимого для реализации проекта вложения ресурсов, которые вкладываются вовсе не инвестором. Никакая другая сторона кроме инициатора не может этого вложить - третьей стороны попросту нет.

Ответ прост. Инвестор отбрасывает фактор времени, когда, кем и какие вклады должны быть внесены. Это неочевидная подтасовка дает инвестору большое психологическое преимущество для возбуждения в инициаторе комплекса неполноценности, мнимой ущербности проекта.

В действительности дело обстоит следующим образом. Партнерство автор-инвестор - это связь взаимных обязательств. А раз обязательств, то нужно четко понимать, что это за обязательства. А также когда, кем они должны выполняться и вес выполняемого в общем балансе реализации проекта. Обе стороны имеют разные специфические ресурсы, которые могут принести эффект только при сложении. Степень потребности в ресурсах и периоды применения разные.

На момент переговоров вклад 10% от всех потребных ресурсов внесен инициатором. Инвестор еще не внес ничего, но обязуется внести ресурс, который составляет 20% всех потребных ресурсов. На момент переговоров инициатор еще не вложил 70% всех потребных ресурсов, которые он обязуется внести в виде необходимых усилий, опыта, знаний, энергии, талантов, допустим, за три последующих года. При условии, что инвестор сейчас вложит свои 20%.  Вот именно такой расклад и игнорируется инвестором при переговорах. Намеренно создается впечатление, что инициатор вкладывает на разных этапах суммарно не 80% ресурсов, а только начальные 10%. Стало быть, инвестор вкладывает не 20%, а как бы намного больше.

5. Манипуляция статистикой. Технический и организационный риск как бы состоит в том, что в лучшем случае лишь один из 10 проектов оказывается жизнеспособным. Да, это верно, и это обобщение распространяется на все проекты без исключения. Но никогда не услышишь о дифференциации проектов, например, на спекулятивные и промышленные. Или на провалившиеся из-за неочевидной ошибочности самой идеи и провалившиеся в результате инвестиционного отбора и управления, а ведь вторых, вполне возможно, не менее половины. В промышленных проектах соотношение вовсе не 1:10, а 1:3. Причем и промышленные проекты можно дифференцировать в свою очередь на доказательно эффективные и предположительно эффективные. Скорее всего, реализованные проекты относятся больше к доказательным, а провалившиеся больше к предположительным.

Кто выбирает провальные проекты? Кто ими управляет? Почему статистика не отражает предпосылки провалов? И почему неспособность или нежелание определять наиболее вероятный потенциал разработок квалифицируется как неотъемлемое ущербное именно и только новаций как таковых? А если в силу естественных причин поголовно все новации требуют непременного апробирования для определения работоспособности, то причем тут риск? Налицо неизбежные издержки, а не риск. А вот случай, когда неизбежные издержки возможны и запланированы, а в натуре не произошли, то это удача. Поиск удачи кропотливая работа. Перекладывание же издержек на кого-то не требует никакой работы.

6. Что мы узнаем, если попытаемся выяснить, что влечет инвестора в венчурный бизнес? Интерес приобщения к таинствам технического прогресса, возможность переложить на кого-то свои издержки или возможность заполучить долю в предприятии в виде каких-то абстрактных процентов неизвестно какого конкретного содержания в перспективе? Окажется, что на самом деле не первое, не второе и не третье.

Сюда его влечет одно - высокая норма прибыли в инновационных предприятиях. Она в несколько раз выше, чем в обычных. Если при этом еще и все издержки несет кто-то другой, работает кто-то другой и доля этого кого-то другого в доходах мизерная, то это, вообще, праздник супер удачных вложений. Так что в действительности даже только высокая норма прибыли по обоснованной 20-ти процентной доле инвестора компенсирует с большой лихвой все вложения и риски. Прочая свистопляска выгадывания дополнительных преимуществ в правах собственности относится уже не к оправданию вложений, а к уровню амбиций и степени корысти.

7. Часто в переговорах звучит заявление инвестора "Деньги нужны вам, а не мне и раз вы пришли…". Испытанный прием психологического давления:
- инвестор разыгрывает роль благодетеля;
- инвестор повышает свой статус в своих глазах;
- инициатор ставится в униженное положение просителя.

А ведь на самом-то деле вложения нужны именно инвестору. Ему нужно спасти капитал от инфляции и желательно при этом умножить. Путь для него не слишком разнообразный. Либо спекуляции, где риск велик, а желающих поживиться неисчислимо. Либо вложиться туда, где пополнение капитала обеспечит чей-то труд. Ступив на стезю инвестирования, предприниматель может вести себя вызывающе с отдельным соискателем инвестиций и отказать ему. Но невозможно пренебрегать всеми – вылетишь в трубу. Так что деньги нужны самому инвестору, чтобы иметь возможность приобщиться к какому-нибудь проекту. Не будет у "благодетеля" денег – никто никакого партнерства ему предлагать и не подумает. Да и деньги-то он планирует вложить в образование и расширение свой же собственности, а вовсе не облаготельствовать кого-то.

8. Как вы думаете, почему инвестор стремится вложить в проект совершенно конкретные суммы денег, а борьбу ведет за получение каких-то абстрактных процентов? Ведь еще не известно, какие конкретные суммы ассигнаций будут возникать из абстрактных процентов прав владения. Например, 20% собственности в нормально работающем заводе могут принести намного больше, чем 100% собственности в полудохлом заводе. Тем не менее, сложно склонить самого инвестора раскрыть секрет. Хотя с другой стороны, инвестор не скрывает, что хочет получить от сделки в несколько раз больше, чем вложил.

Так в чем же дело? Обозначь сумму, которую хочешь получить на выходе. Вкладываешь 10 миллионов, а через пять лет хочешь получить 100 миллионов? Ради Бога, это-то и понятно - вложил сумму и претендуешь на кратную сумму. Нет никаких препятствий составить партнерский договор соответствующим образом.

Но почему же все-таки абстрактные проценты вместо конкретных сумм? Очень просто. Практика показывает, что проценты в собственности инновационного предприятия приносят прибыль намного большую, чем в несколько раз умноженные суммы инвестиций. Размер этой прибыли никак не соответствует понятию нормальной компенсации вложений и рисков. Такие суммы не станешь представлять и затребовать в переговорах как соразмерную компенсацию. Ибо никак не может быть соразмерной компенсация в десятки раз превышающая вложения. Следовательно, нужно скрывать свои намерения за абстракцией, которая пока что временно не значит ничего. А потом уж ничего не переиграешь. Собственность есть собственность.

И это, конечно же, не единственный мотив. Могут быть и другие. Стремление инвестора получить как можно большую долю собственности может вытекать и из мотива получить инструмент влияния на проект с целью защиты своих вложений от случайностей дефектного управления. Только вот инструмент этот не очень-то годный. Ибо если управление проектом инициатором или привлеченными им лицами нормальное, то, значит, превентивное умаление его прав собственности было сделано необоснованно.

Можно напороться и на нечто криминальное или около того. Доля инвестора более 50% или даже 25% + 1 акция используется для того, чтобы со временем вытеснить инициатора из построенного им бизнеса совсем.

9. Венчает инвестиционную логику стереотипное заявление, что-де инвестор вкладывает деньги не в проект, а в команду. Чудненько. И что же именно и сколько инвестор вкладывает в команду? Обнаружить следы этих вложений что-то никак не удается.

С одной стороны, в проекте инициатора каких-то персональных бонусов для конкретных лиц наемного персонала не предусматривается. Ставки зарплат статистические. Команда в распределении прав собственности не участвует и в лучшем случае предполагается поощрение из прибыли.

С другой стороны, сам инвестор не предлагает никакого сверх проектного поощрения команды. Он по проекту и факту финансирует лишь свою же собственность. Так где же вложения именно в команду? Может быть вложение в команду лишь фигура речи, создающая ложные представления и обычно характерная для идеологии? Попробуем понять, что же есть на самом деле.

Конечно, в промышленном проекте, как объекте с высокой долей добавленного труда команда играет главную роль. И даже сам инициатор всего лишь член этой команды. Правда член, который взялся кроме всего и подобрать состав этой команды. Может ли инвестор оценить пригодность команды? Интересно чем он может пользоваться в оценках даже с посредством своих экспертов?

Допустим, что инвестор все же обратил свое внимание на технико-организационную сущность проекта. Но из этого можно понять только одно. Сколько и каких типичных специалистов требуется. А диплом и послужной список типичного специалиста ничего не говорят о его действительных способностях. Свойства специалиста раскрываются лишь в результате наблюдений за его работой. Технологические и организационные, специфические для каждого проекта детали и нюансы, результаты наблюдений за коллегами ведомы только застрельщику и именно под это - только ему ведомое и подбираются конкретные лица команды.

Иными словами, пригодность команды право и забота инициатора - ему с ними работать, а не инвестору. Соответственно, смешно говорить о каких-то вложениях в то, о чем не имеешь достаточного представления. Да, подобранная инициатором команда или только ему известные критерии, по которым команду еще только предстоит набрать являются во многих случаях существенным обстоятельством. Но далеко не всегда высокая одаренность привлекаемых в команду специалистов дает преимущества. Одаренные люди часто весьма конфликтны, их притязания не всегда обоснованны, а это на стадии организации очень опасно - их трудно заменить. Не дальновидно полагаться лишь на формальные признаки достижений специалистов - научные степени, пройденные курсы обучения, наличие патентов и т.п. О действительной пригодности в конкретной ситуации это ничего не говорит.

Одаренных людей не так уж много в общей массе и промышленность в мире держится на специалистах средних способностей. Поэтому проект, идейное, технологическое и организационное ядро которого опирается в реализации на людей со средними способностями всегда будет устойчив по причинам минимума конфликтов, умеренных притязаний и легкой зменяемости кадров. Идеальна по устойчивости и высокой вероятности в реализации ситуация, когда прорывный фактор обеспечивает один какой-нибудь одаренный инициатор, а оформление и закрепление прорыва лучше него делают люди, склонные и способные к рутинной, скрупулезной работе. Почему? По той причине, что стереотипные знания, опыт типичных специалистов являются как бы фильтром против авантюрности идей и поступков.

Компетенция

Особым камнем преткновения в отношениях инициатор - инвестор является компетенция. Здесь инициатор узнает от инвестора очень много нового и интересного о себе. Иногда даже в том случае, если инвестор впервые видит инициатора, включая переписку. Компетенция поголовно всех инициаторов априори подвергается сомнению. Почему и зачем? Ну, у молодых инициаторов, понятно, обширную компетенцию странно было бы ожидать. А у тех, ровный производственный успех которых исчисляется десятилетиями, а не той или иной причастностью к разовым проектам? А у их коллег - специалистов по маркетингу и продажам благополучно работающих в избранной стезе тоже давно?

Оказывается все это ничто в вашем же проекте. Инвестор, и рядом никогда не стоявший с производством, проникновенно, упорно или агрессивно будет внушать, что все ваши таланты и знания ничего в проекте не значат. Ибо они не имеют ничего общего с его представлениями о методах реализации промышленных затей. Оказывается, что ни вы, ни ваши действующие коллеги по продажам никогда не сможете поднять ваш проект по причине слабого представления о современной теории продаж и денежных потоков. И остается непонятным с каких это пор действующая практика стала слабым представлением о ней же самой.

Это очень интересно слышать, наблюдая на руке инвестора часы вашего же часового завода, а на плечах, костюм пошитый на фабрике вашего давнего текстильного коллеги. Возникает резонный вопрос о том, почему же тогда при своем багаже исключительных по важности и продуктивности знаний и наличии денег инвестор побирается на поприще чужих проектов? Идейное нищенство и отсутствие элементарных знаний о материальном труде замещается непомерным самомнением и апломбом деятеля, который ничего вещественного не умеет делать сам.

Однако, если покопаетесь в прошлой деятельности такого инвестора, то с большой долей вероятности наткнетесь на немалое число в перспективе жизнеспособных, но проваленных им же затей. Это результат некомпетентности инвестора в выборе проектов и не квалифицированного управления ими. В разговорах с такими инвесторами для нейтрализации их стремления вмешаться в сферу вашей компетенции следует разговор перевести на технические термины и нюансы организации производства. Когда вы увидите, что собеседник "поплыл", задавайте вопрос о том, как это он с помощью финансовых знаний собирается управлять делом, основополагающей сути, которого даже в принципе не понимает.

В действительности, имея за плечами практический опыт, вы можете не иметь ни малейшего представления о теории денежных потоков и эффективных продаж и, тем не менее, благополучно вести дело. Почему? Да по очень простой причине. Именно практический опыт является основой теорий, а не наоборот. Вы терминологически и схематически не зная теории, действуете на основе опыта именно так, как следует и из теории. Инвестор неуклюже пытается поменять местами причины и следствия, чтобы пробудить в вас ущербность и навязать свои условия. В любом промышленном деле очень важно делать правильные наблюдения за практикой и правильные выводы из нее. Одни умеют это, а другие нет. Вторым никакая теория не поможет.

Стрижка овец

Подведем итог предыдущим главам. Сложно чем-то вразумительным объяснить, что в переговорах между инициатором и инвестором о пропорции имущественных прав в будущем предприятии инвестор предъявляет неоднократно одно и то же, как свои разные издержки, суммируя их как перечень вложений.

Отрицание гарантий

Инвестор вносит деньги и за это ему положена доля в предприятии. Верно, но доля, пропорциональная вложенным деньгам, их эффективности для проекта. Вес денег в промышленном предприятии в несколько раз ниже (высокая доля труда), чем в спекулятивном (низкая доля труда). А ведь инновационное предприятие планируется в расчете на повышенную в несколько раз норму прибыли.

Спекулятивная составляющая в этом есть и при этом значительная, но вот спекулятивный риск невысок. Инновационный продукт единственный в своем роде. Хотя бы и на какое-то время. Сопоставимых конкурентов еще нет. Да, гарантии получения повышенной прибыли нет, но есть обоснованно высокая вероятность ее получения – пример уже работающих предприятий.

В переговорах вероятность высокой нормы прибыли обычно не учитывают как обоснованную компенсацию для всего комплекса рисков. Раз налицо только не гарантированная вероятность, то за отсутствие гарантий как бы следует дополнительная доля. А ведь отсутствие гарантии, вероятность и риск это одно и то же. Просто используя разные термины для одного и того же можно создать иллюзию множественности единичного.

Преувеличение рискованности

Риски промышленного проекта условно делятся на две группы. Риски инвестиционной фазы проекта и риски операционной фазы.

Инвестор несет риски и за это ему положена дополнительная доля? Допустим, а в чем доля? Доля в правах на предприятие? А может быть разовая компенсация за риск? Ведь риск-то разовый. Как только предприятие реализовалось в плановых формах, так операционный риск уходит. Конечно, могут быть предприятия перманентного риска - спекулятивные, но они с промышленными предприятиями ничего общего не имеют. По логике вещей разовый риск не может рассматриваться как основание для притязаний на постоянные отчисления.

Тем не менее, сложилась традиция постоянной компенсации потенциальных и, соответственно, уже канувших в Лету рисков. Ну, ладно, сложилась и сложилась. Только вот непонятно почему эта компенсация всплывает в виде притязаний на дополнительную долю собственности, а не как компенсация, учитываемая за счет повышенной нормы прибыли. Словно эта повышенная прибыль либо неизвестно куда испарилась из планов на момент обсуждения рисков, либо предназначена вовсе не на компенсацию всех издержек по проекту. Хотя это и единственный источник поступления денег в проект.

Исключение вклада инициатора

Предполагается, что инициатор на момент договора не вносит почти ничего, что могло бы быть оформлено как вложение юридически и поэтому инвестору положена основная доля. Чуть выше уже говорилось, что инвестор старается исключить стадию реализации проекта как вклад инициатора. Делается это на том основании, что здесь невозможно юридически определить в конкретных формах и показателях  вклад инициатора. Он еще не состоялся и станет явным значительно позже. Стало быть, и учитывать на момент соглашения о партнерстве нечего. Из этого как бы вытекает, что достижение конечных плановых показателей есть результат приложения факторов, которые четко определены и задействованы до начала фазы реализации проекта. А это в основном инвестируемые деньги. Таким образом, возникает иллюзия расширения влияния денег на проект. Что и является поводом притязать на соответственное расширение доли в собственности.

Как видим, и одни и те же риски можно посчитать неоднократно, и вложение денег можно посчитать один раз как вложение в фазу инвестирования, а второй раз как вложение в фазу реализации проекта. Влияние вложений инвестора распухает как на дрожжах.

Сопутствующие события и возможные результаты

Некоторые весьма важные обстоятельства проходят мимо внимания участников проекта и не подвергаются анализу, оценке, аргументированию. Условия, при которых это происходит сложно назвать нормальными. Дефицитный рынок венчурных инвестиций позволяет инвестору, что называется, ввинтить винт в изыскателя инвестиций. Винт этот прост как колумбово яйцо. Или не обсуждаемые условия инвестора, какими бы они ни были, либо никаких инвестиций. Своего рода финансовый шантаж?

В связи с этим в переговорах сторон иногда возникают просто комичные моменты. Инвестор притязает более чем на половину прав собственности в проекте. Инициатор говорит, что не против, если притязания инвестора будут столь же аргументированы как и положения ТЭО инициатора. Инвестору задается вопрос: "Что вы можете сказать об эффективности финансов в производстве, чтобы можно было подкрепить обоснованность ваших притязаний?". Следует немая сцена, имеющая в русском фольклоре аналог в виде ситуации созерцания неким домашним животным новых ворот. Через некоторое время короткий ответ: "Или условия мои, или никаких денег". На этом переговоры кончились.

В такой ситуации никакое нормально работающее десятилетиями производство создать нельзя. Это ведь не спекулятивное предприятие из вывески и офиса, не требующее расходов на развитие. Завод – это в первую очередь непрерывное техническое обновление, постоянно требующее больших средств. Завод надежен, когда вся его потребность удовлетворяется исключительно из собственных ресурсов. Если из него выкачивать безвозвратно более четверти чистой прибыли, то образуется хронический дефицит средств на развитие. А это означает либо постепенное погружение в кредитную кабалу, либо дополнительную эмиссию акций – размывание, утрату прав собственности.

Понять механику деградации тут не сложно. Создать эффективно работающее предприятие вовсе не цель венчурного инвестора. Как бы он ни утверждал обратного. Эффективность для него – это лишь средство достижения цели. Он заинтересован в эффективной работе предприятия только до момента продажи своей доли. Цель венчурного инвестора - высокая стоимость его доли к моменту продажи. Ради этого он даже отказывается от начисления ему прибыли как совладельцу. Отсюда и его стремление любыми средствами заиметь максимальную долю. Он не собирается быть совладельцем навсегда.

Если долю инвестора не выкупит сам инициатор, то она уйдет к стороннему лицу, который как раз ради извлечения прибыли ее и покупает. Предприятие после смены совладельца начинает лихорадить из-за хронической нехватки средств на обновление.

Только в России?

Отсутствие сложившегося на здоровых основах рынка венчурных инвестиций приводит подчас к довольно своеобразным ситуациям. Говорят, что сон разума рождает чудовищ. Может быть, может быть. Но у нас в России сон разума, помноженнный на стремление получить на грош пятаков, рождает иногда вовсе не чудовищ, а лицедеев, шулеров и забавников.

Иначе чем лицедей (что довольно мягко сказано) и не назовешь человека, который позиционирует себя как инвестор и ведет себя с соответствующим апломбом, кичливостью, но денег у него не больше чем проинвестировать разве что строительство собачей будки.

Не безинтересен и другой сорт "инвесторов" - шулеры. У этих денег нет. Во всяком случае для чьих-то проектов кроме собственных. Они как мухи вьются в основном вокруг Интернета. Интернетовские затеи характерны тем, что их нельзя запатентовать и тем хоть отчасти оградиться от кражи идеи. Представляясь инвестором, очень просто можно выжать из авторов затей нужную информацию, а затем самому чужую идею попытаться реализовать. Так ведь и промышленные идеи запросто похищаются под разговоры об инвестициях. Правда краденая промышленная идея обычно реализуется в сильно технически и финансово ущербном виде. В промышленных идеях обычно очень много неочевидных и не разглашенных ноу-хау, известных только автору. Без них вся реализация мертворожденная или полудохлая.

Можно подумать, что забавники переселились к инвестиционному бизнесу из 90-х годов прошлого века. Тогда - в период расцвета сделок на рынке жилья некоторые придумали себе как бы невинное развлечение. Не имея ни намерениея, ни возможности участвовать в сделках с квартирами, некоторые горожане бродили по агентствам недвижимости и заявляли о своем намерении приобрести квартиру. Иногда весьма шикарную. Развлечение и состояло в том, чтобы посидеть за чашкой кофе в агентстве, покапризничать с агентом, проехаться на осмотр объекта. В общем можно почувствовать себя лицом значимым, уважаемым до подобострастия и помечтать о недостижимом.

Такие мнимые инвесторы-забавники иногда попадаются на пути изыскателей инвестиций. У этих инвесторов либо денег нет, вообще, либо есть немного для поддержания реноме в собственных глазах, но вкладывать их во что-то забавники не намерены. Здесь интерес просто окунуться в бурное море общения. Но нужен повод, чтобы эта бурность закрутилась вокруг тебя. Посули денег и закрутится.

Не мало можно было бы рассказать и о посредниках в изыскании инвестиций. Тоже явление любопытное. Они разделяются на денежных и процентных в зависимости от условий, выставляемых ими за оказание услуги. Например, посредник, предоставив разовую информационную услугу, может оказаться временным или пожизненным совладельцем обслуженного предприятия. А может быть даже и не одного.

Но это еще не все деление среди посредников. Они делятся еще на действительных и мнимых. Действительные на самом деле стараются свести инициатора с инвестором и вознаграждение получают за состоявшееся инвестирование. Мнимые посредники кормят вас мифами о своих отношениях с инвесторами, которые якобы готовы вас профинансировать, если будет соблюдена определенная процедура, требующая от вас немалых затрат. Вам предложат оплатить перевод документов, их пересылку, экспертизу, открытие банковского счета и Бог знает что еще. Это может вылиться и в десятки тысяч долларов, которые у вас вытянут по частям. Инвестиций под каким-то предлогом вы, разумеется, не получите. Равно как и ваших денег назад.

Однако указанные посредники, наверное, наименьшее из зол рынка венчурных инвестиций в России и особой погоды они тут не делают.

Гораздо опаснее "засланные казачки". Это те субъекты, нахождение которых в управлении предприятием инвестор ставит обязательным условием для предоставления инвестиций. Не редко и требование процента в собственности для этих казачков. Последствия - инициатор после успешной реализации проекта оказывается за бортом.

Итоги

Подавляющая масса логических, смысловых подтасовок в идеологии российского инвестирования покоится на фундаменте манипуляций двумя понятиями: "после" и "вследствие". Идеология инвестирования пытается представить все, что происходит позже инвестирования, как происходящее вследствие инвестирования. Что очень далеко от действительности. Тем не менее, этому всерьез учат на курсах, семинарах, в бизнес-школах и академиях, в ВУЗах. В производстве вследствие инвестирования происходит только покупка оборудования, материалов и временное, стартовое авансирование оплаты труда работников. Выпуск продукции и формирование доходов – это следствие приложения текущего, живого труда.

*

Почему-то считается, что действию риска подвержен только инвестор. Да, если под объектом риска только деньги инвестора и понимать, учитывать. На самом же деле в рисковом предприятии объектами риска являются и интересы всех там работающих. Трудно выделить и посчитать? А кто-нибудь этим, вообще, занимался? Если и не занимался, то это еще не значит, что риски касаются только инвестора.

Рисковыми объектами являются все наемные работники в силу вероятности потерять работу. О чем их, разумеется, никто не предупреждал. Для них есть риск утратить источник доходов, долго не получать новой работы, деквалификации, моральных травм работникам и их семьям. Их суммарные потери при квалифицированном подсчете могут оказаться сопоставимыми, если не превосходящими потери инвестора.

*

Можно ли как-то повлиять на ситуацию со стороны инициаторов новаций? Вероятно, можно, но очень сложно. Для этого нужно следующее.
1. Понимать где вас водят за нос и не позволять этого делать.
2. Не бояться доказательно препираться с инвесторами по части имущественных прав.
3. Не соглашаться на драконовский процент собственности инвестора в проекте.
4. Не унижаться, соглашаясь на любые условия, в соображениях, чтобы хоть что-то и на время от проекта получить.
5. Если  самому удалось прорваться, то помоги и кому-нибудь другому.

Венчурное инвестирование достаточно выгодная штука даже при нормальных, обоснованных условиях партнерства. Постепенно начнутся уступки в размерах притязаний инвесторов. А там и до нормы будет недалеко.

*

Не питайте надежд, иллюзий относительно поддержки технических инициатив со стороны российской государственной власти.

© Андрей Басов
С-Петербург, февраль-октябрь 2011 г.